Организация крупной вотчины X–XI вв.Книги / Киевская Русь. Греков Борис Дмитриевич / Общественные отношения Киевской Руси / Организация крупной вотчины X–XI вв.Страница 33
Главный интерес феодалов на данном этапе развития феодальных отношений сосредоточен теперь на массовом деревенском населении — крестьянстве, и понятно, почему Вислицкий статут, одной рукой отменяя закон, ставший уже анахронизмом, другой — подчеркивает новый, ставящий целью укрепление за феодалом новых пластов крестьянства.
"Частокрот бывают села пусты панов, — читаем в том же статуте, — коли селяне идут прочь от своих панов без вины (в латинском тексте nulla… legitima causa ad hoc persvadente,). Мы (с) своею радою уставляем, иж… сусед посполито (insiniul) не может пойти из одного села до другого, одно один, а любо два, а то с волею панскою, вынявши у некоторых члонках (т. е. за некоторыми исключениями. — Б. Г.): коли пан своему селянину дочку ему усилует, а любо жону; а любо именье силою берет, а любо, коли будет пан у клятве черес год… ать три, а любо четыри, но вси могут пойти прочь, где кому любо".
Едва ли есть основания сомневаться в том, что в XI–XII вв. и каждый русский феодал-землевладелец, не только князь, наследовал имущество своего крестьянина, не имеющего сыновей. Едва ли также и судьба русского крестьянина чем-либо существенным отличалась от судьбы украинского или белорусского в период господства феодальных отношений в России, Польше и Литве. Не случайно Вислицкий статут одновременно для Польши и Украины (Галицкая земля) делает основную ставку на оброчную деревню, отменяя в то же время закон о мертвой руке как польской, так и русской "Правды".
Для изучения хозяйственного и правового положения смерда, — мне кажется, мы можем выйти за пределы тех источников, которые трактуют непосредственно о смерде, называя его по имени. Мы имеем основание сопоставлять смердов с сиротами. Сироты, по-видимому, те же смерды, только живущие в северо-восточной Руси, хотя нужно сознаться, что терминология здесь не совсем выдержана. Здесь, на северо-востоке, термин "смерд" почти неизвестен. Только новгородцы называют по-своему сельское население Суздалыцины смердами. Термин "сирота" здесь, напротив, весьма распространен, официально он дожил до XV в., а в частном быту им пользовались крестьяне, именуя себя сиротами и в XVI и в XVII вв. Сирот мы видим, так же, как и смердов, и свободными и зависимыми.
О зависимых сиротах говорит, между прочим, Новгородский архиепископ Илия (XII в.) в своем поучении: "А сирота не мозите великой эпитемьи давати. Пишеть бо в заповедях: "сущим под игом работным наполы даяти заповеди". Да не мозите отягчати заповедью, ать вси каются. Иго бо легко есть", т. е. архиепископ запрещает на сирот, как на людей, находящихся под "игом работным", стало быть, вынужденных к подневольному труду и не располагающих полной свободой действий, накладывать большие эпитемии, для них невыполнимые именно вследствие их подневольности. Факт освоения свободных сирот мы имеем и в проповеди Серапиона, епископа Владимирского XIII в., когда он говорит о людях, "именья не насыщающихся", порабощающих и продающих свободных сирот.
Нужно сказать, что оба термина начали проникать далеко за пределы своей родины, и мы можем их употребление, хотя и в ограниченных случаях, встретить и в Новгороде и в Суздалыцине.
Наконец, мы можем расширить круг наших источников привлечением текстов памятников, прямо не говорящих о смердах, но, несомненно, их подразумевающих. Например, в завещании Галицкого князя Владимира Васильковича 1287 г. написано: "… дал есмь ей (жене) село свое Городел и с мытом, а людье како то на мя страдали, тако и на княгиню мою по моем животе; аже будет князю город рубити, и ни к городу, а побором и татарщиного ко князю". Последнее дополнительное распоряжение говорит о том, что люди, здесь упоминаемые, не рабы, а крепостные смерды или сироты. Они "страдают", т. е. работают на господина, и в то же время тянут тягло.