МАДЛЕНА ДЕ ГЕМЕНЭКниги / Звенит слава в Киеве / МАДЛЕНА ДЕ ГЕМЕНЭСтраница 1
— Где ты всё пропадаешь, Андрей? — спросила Анна, откладывая в сторону своё рукоделье. — Я за тобой раза три посылала.
— С Жаком гулял вот…
— Вижу, — засмеялась королева, — глаза вон опухли, почитай что и не раскрываются. Как видно, французские вина тебе приглянулись не хуже медов киевских?
— Не очень я и меды пивал, да и до вин французских не такой уж охотник. А от приятелей здешних мне отбиваться не след. Сама знаешь…
— Знаю. Много чего нам не след. И тебе, и мне…
— А что это ты работаешь, Ярославна? — желая переменить разговор, спросил Андрей.
Анна оживилась.
— Герб свой вышиваю, что для себя выбрала. Погляди-ка!
На куске атласа Андрей увидел вышитые рядом две стороны герба. На одной стороне толпились французские лилии, как и следует для герба королевы. А на другой — сердце Андрея забилось — маленькая женская корона венчала такие знакомые, широко раскрытые крепостные врата.
— Узнал, видно? — Голос королевы прозвучал тихо и грустно.
— Как не узнать, Ярославна? Киевские Золотые ворота.
— Да. Далеко они от нас, Андрей, ох, как далеко… Ты вот много лучше меня Париж знаешь, а видал что-нибудь такое ж прекрасное?
— Не видывал.
— А много ль ты уж про жизнь здешнюю узнал? Что батюшке рассказывать станешь?
— Многое здесь чудным бы князю показалось. Знаешь ведь, как заботлив он до купечества: и подворья для них ставит, и стражу для охраны даёт. Парижским же купцам только и гляди, чтоб свои же дворяне не пограбили. По ночам на улицах такое деется — безоружным и не суйся.
— Ну, а народ как?
— Что ж, Ярославна, и у нас смердам не больно сладко живётся. Однако ж французским сервам намного хуже. Шагу не ступи без пошлины — то сеньору плати, то королевским стражникам. Мытный сбор дерут у каждых городских ворот, да и чтоб из улицы в улицу перейти, тоже платить надобно. Налоги, конечно, есть и на Руси, без того не бывает, да и немало их, но всё-таки не столько, как здесь. Нищ народ во Франции…
— Видала я, как ехала-то сюда, — в деревнях всё домотканое да латаное-перелатаное, цвету тёмного, ни одной женщины даже в алом либо в синем платье не заметила
— Не из чего им платье-то шить.
Андрей замолчал. С новой силой охватила его тоска по родной стороне, хоть никогда она и не проходила. Так, иногда, в шуме придворной жизни, среди весёлых приятелей, стихала немножко. А по ночам, когда всё затихало вокруг и только оклики стражи будили тишину, тоска эта прямо глодала его сердце.
— Давно я хочу поговорить с тобой, Андрей, — продолжала Анна, — вижу ведь, что хоть и весел ты, а в душе у тебя не светло. Тоскуешь?
— Бывает, Ярославна. Не дома ведь…
— А от тоски, говорят, одно верное лекарство есть.
— Какое ж?
— Жена молодая да красивая… Погоди, не дёргай головой-то. Вчера мы с Генрихом про тебя рассуждали. «Пусть, — говорит, — женится у нас, семью заведёт, я и надела для него не пожалею, и титул дам графский».
— Титул мне не надобен, да и надел тоже. А пожалуй, что и жена ни к чему…
— Да ты хоть спроси, кого приглядела-то я?
— Кого ж?
— Приятеля твоего сестрицу, Мадлену де Геменэ. Хороша она, да и богата. Опять же с дружком своим побратаешься… Ты мне сейчас ничего не отвечай. Дело не минутное, сгоряча не решается. Даю тебе неделю сроку, подумай хорошенько…