Боевое вдохновениеКниги / Рассвет над Киевом / Боевое вдохновениеСтраница 3
— Сталинград пострадал еще больше, — заметил Кустов. — Скорей бы кончить с Гитлером, и все встанет на свои места. После войны нам с тобой делать будет нечего, вот и займемся строительством.
— Пожалуй, ты прав, — поддержал Лазарев. — В мирное время мы, истребители, будем не нужны. Бомбардиры пересядут на транспортные машины, а нам характер не позволит. Займемся каким-нибудь другим ремеслом.
— Брось, Сережа, прибедняться. Да разве тебя, какая сила оторвет от авиации! Появятся новые самолеты, сверхзвуковые скорости, ракеты. По сути дела, авиация как следует не использовалась на благо человека. Ее возможности для мирных дел еще не раскрыты. Наш брат истребитель, привыкший к большим скоростям и перегрузкам, будет еще нужен.
— Это-то, верно. Мы могём.
— И все же, Сергей, если бы ты стал летать на пассажирском, я не сел бы к тебе в самолет, — пошутил Кустов. — Темперамент у тебя не тот.
— А я к тебе сяду, — с подчеркнутой серьезностью ответил Лазарев. — Ты скоро переменишься.
— Почему же? — Кустов не уловил подвоха.
— Женишься. Не зря ты каждый вечер бегаешь к своей киевляночке.
— Может быть, — к всеобщему удивлению согласился Игорь и, заторопившись, добавил: — Война-то скоро должна кончиться. Теперь уже таких Днепров до самой Германии не будет.
— О-о… — Лазарев с сожалением покачал головой. — Значит, ты действительно втюрился. Вот уж от тебя я этого не ожидал. На глазах гибнут лучшие люди!
У Днепра мы остановились. Машину отослали назад.
Негустой туман неподвижно стоял над рекой. Сливаясь с низкой облачностью, он как-то отодвинул другой берег, отчего Днепр казался шире.
Более полутораа месяцев мы глядели на Днепр через пороховую гарь. Сколько крови и солдатского пота вобрал он в себя! И вот он перед нами, спокойный, величавый, очень нам дорогой. Про него, как про Волгу, народ поет песни. Без Волги не представляешь себе России, как без Днепра Украины.
Постояли молча, смотря на реку. На нас нахлынули воспоминания о боях за Днепр. Я до боли отчетливо увидел перед собой Тимоху. Очевидно, о Тимонове думал и Лазарев.
— Что это Николай ничего не пишет?
— Напишет, — уверенно ответил я. — Прошел еще, только месяц. А Тимоха сначала попал в армейский госпиталь, потом его отправили куда-нибудь далеко, в тыл. На одни переезды ушло не меньше трех-четырех недель. Письма тоже теперь не торопятся.
От Днепра по круче мы поднялись на Владимирскую горку — самое высокое и красивое место в Киеве. До войны здесь был прекрасный парк — любимое место отдыха горожан. Все, кто приезжали в Киев, непременно поднимались на Владимирскую горку. С нее открывался прекрасный вид на весь город.
Но что такое? Нам попалась могила с деревянным крестом, вторая, третья… Сначала подумалось, это одиночные могилы. Бывает же, что хоронят и в парках. Но чем выше, тем могил становилось больше. И наконец, могилы и кресты заполнили все промежутки между деревьями. Кладбище! Тысячи могил. Всюду торчат деревянные, стандартные, точно штампованные кресты, с выжженными немецкими именами и фамилиями. Дорого обошелся врагу Киев!
С Владимирской горки мы спустились на Крещатик. Разрушения, страшные разрушения, увидели мы. Груды камня и щебня. Ни одного уцелевшего дома. Гнетущее зрелище.