Дорога на КиевКниги / Дорога на КиевСтраница 15
— Умеешь ими пользоваться? — спросил Данило, увидев, как я привычно примеряю их к руке.
— Еще бы!
Мы прижались к стене в ожидании Всеслава. Сердце у меня стучало так, что, наверное, его было слышно в Киеве. Мой соратник был спокоен. Я ему позавидовал. Через некоторое время во дворе раздались ленивые шаги. Неожиданно они остановились.
— Во! — раздался тихий возглас. — Волобуй, гляди, чего я нашел!
— Похоже на мед, — немного погодя удивленно отозвался второй голос. — Вареный, — произнес разочарованно и еще через минуту добавил: — Но крепкий!
— Дай попробовать!
— А вдруг князь узнает?
— Мы ему не скажем, — хихикнул первый.
Послышалось продолжительное бульканье.
— Ух, хорошо-о-о…
— Ну-ка дай мне.
Снова бульканье.
— Да-а, хорошо-о-о…А не пойти ли нам отдохнуть в амбар?
— Думаешь, не хватятся?
— Куда им! И давай Коваля позовем, он мне давеча похмелиться дал.
— Ну да, Коваля! Он сам все выпьет, нам не достанется, — обиженно протянул первый.
— Не жмись, тут на десятерых хватит, берись за бочонок — приказал Волобуй.
Кряхтенье, нетвердые шаги — и все стихло. Мы с Данилой с облегчением перевели дух. Прошла, как мне показалось, целая вечность. Все было тихо. А вдруг Всеслава схватили? Или ему что-то помешало, и утром нам предстоит закончить жизнь в битве с княжескими воинами? Я так пристально вслушивался и вглядывался в темноту, что мне уже стало мерещиться розоватое сияние за виднокраем.
Всеслав появился не там, где мы его ждали. Раздался негромкий стук засова и дверь, скрипя, отворилась. Стоящую в проходе черную фигуру я сначала не узнал. Калика был не в балахоне, а в кольчуге, поверх которой надел волчью душегрейку мехом наружу. На шее, тем не менее, оставил многопудовые вериги.
— Решил перейти в воинское сословие? — поинтересовался Данило.
— Некогда разговаривать, — прошептал Всеслав. — У нас немного времени.
Я выскочил в узкий проход, едва освещавшийся пылавшим вдалеке. За мной затопали сапоги Данилы.
— Да тише ты, — совсем не тихо рявкнул на него калика.
— Все одно все перепились. Пошли, — ответил тот, но топать стал потише.
Мы крались тесными переходами, где Даниле, чтобы пройти, приходилось поворачиваться чуть ли не боком, а Всеслав неслышной тенью замирал перед каждым поворотом. Мы поднялись на пару пролетов и калика, выглянув за угол, сделал нам знак остановиться. Перед расписной дверью сидел стражник с баклажкой. Судя по запаху, пил он совсем не воду.
Всеслав легко разогнул массивное звено висевшей на шее цепи и шепотом позвал:
— Эй!
Стражник перевел бессмысленный взор на нас, и в этот миг тяжелое железное звено с глухим стуком попало ему в лоб. Он завел глаза к потолку и сполз по стене на пол.
— Это покои посадника, — шепнул Всеслав.
Данило понимающе кивнул и, перешагнув через стражника, попробовал открыть. Заперто.
— Будем вышибать.
Я понял, чего они хотят и осторожно спросил:
— А может лучше просто скажем князю Владимиру?
— До князя еще добраться надобно, да и что с того, что скажем? Разве он лучше нас двери вышибает?
Данило почти без разбега ударил в дверь плечом, и она плашмя бухнулась в покои. Грохот разбудил спящего посадника, он вскочил с меховой постели в одних подштанниках, и вид у него был совсем не княжеский: жирные старческие груди, висящий живот, дряблые мышцы, тонкие ноги. Не сразу узнав нас в тусклом свете лампадки, встрепенулся: «А? Что? Кто это?», но поняв, что пришел его смертный час, он завыл, повалился на колени и пополз к нам, заплакал. Со своей жизнью расставаться куда тяжелее, чем обрекать на смерть других. Посадник норовил поцеловать грязные сапоги Данилы, когда тот потащил из-за пояса акинак. Увидев это, «князь» хотел было заголосить, но свистнуло острое лезвие, и голова с выпученными глазами и реденькой бородкой покатилась по укрытому шкурами полу, разбрызгивая кровь. Губы, казалось, застыли на словах «Не надо!». Из шеи кровь хлестала толчками, мутным потоком.