На одной романтике далеко не уедешь

Книги / Рассвет над Киевом / На одной романтике далеко не уедешь

Страница 13

Увлеченные разговорами, мы забыли о времени. Наконец, полковник взглянул на часы и заторопился:

— Поеду на похороны. А ты, — сказал мне, — ровно через десять минут вылетай. Только смотри, не оторви лишнего. Тебе все ясно?

— Ясно.

Я знал, что, если Николай Семенович ничем не ограничивает летчика, значит, требуется сделать все, что можешь. Попробуй спроси: «Какие фигуры пилотажа продемонстрировать?» Он с обычной резкостью скажет: «Подумай!» Но тогда уже на этот раз полетишь не ты.

И вот я в воздухе. Народу — море. Наверное, весь город вышел проводить воина в последний путь.

Мой «як» плавно отделил свой нос от моря голов и взмыл над гробом свечкой. Нажимаю на кнопки всего оружия. Огонь захлестал в пучину неба. После троекратного салюта переваливаю самолет через крыло, и снова вниз, на гроб, и снова троекратный салют, но только уже в противоположную сторону. Потом одну за другой кружу фигуры высшего пилотажа.

В этот же день под вечер в театре состоялось торжественное заседание трудящихся города и воинов Советской Армии в честь освобождения Прилук от фашистских захватчиков. Потом концерт, танцы.

На войне всегда так — радость живет вместе с горем.

Девятка бомбардировщиков плотным строем подлетала к фронту. Нас, истребителей сопровождения, шестеро. Вообще говоря, наряд охраны для девяти «Петляковых» нормальный, но мы будем действовать в тылу врага, ждать помощи неоткуда, и это меняет дело. Под нами хорошо виден букринский изгиб Днепра с его многочисленными рукавами, островами и блестящими пятнами озер; серебристую гладь реки, точно тень, перерезает тонкая нить. Это только что наведенный наплавной мост. Над головой — чистое небо да солнце. Но нет. В лучах солнца что-то плещется, блестит. Такая резвость может быть только у истребителей.

Сейчас встреча с врагом очень опасна. Нам предстоит длительный полет над территорией противника, а горючее рассчитано в обрез. Если ввязаться в бой хотя бы на две-три минуты, может не хватить бензина, и мы вынуждены будем возвратиться, не проводив бомбардировщиков до цели. Им поставлена очень важная задача: нанести удар по железнодорожной станции, на которой скопилось много эшелонов с техникой и боеприпасами. Нужно сделать все, чтобы избежать встречи с врагом.

Я со звеном с левой стороны «Петляковых» перебираюсь на правую. Все подальше от незнакомых «пташек». Зачем зря привлекать к себе внимание? Но нас заметила земля. Пушистые черные клубки запрыгали перед бомбардировщиками. Стреляют зенитные орудия. Как хорошо было бы сейчас спикировать и несколькими очередями заткнуть им глотки! К сожалению, такой способ обеспечения бомбардировщикам пролета линии фронта у нас не принят, хотя он широко применялся еще в 1939 году на Халхин-Голе.

«Петляковы», избегая черных клубов, быстро сменили курс, и мы удачно миновали обстрел. А вот встречи с истребителями, пожалуй, не избежать. Привлеченные разрывами, блестя в лучах солнца, они мчатся на нас. Сколько их? Четыре, шесть… Вслед за ними летят еще несколько пар. Это, скорее всего, наши. Так и есть. Один «фокке-вульф» вспыхнул, а остальные — врассыпную.

Вдали еще виднеется целый рой легких самолетов. Там идет бой. Очевидно, наше командование, давая нам возможность без помех пролететь фронт, выслало заранее достаточное количество истребителей, которые сейчас очищают путь. Хорошо!

Нас не трогай — мы не тронем,

А затронешь — спуску не дадим! —

продекламировал Тимонов, когда дерущиеся самолеты отстали от нас и начали растворяться в голубой дали.

Вот под нами поплыла оккупированная территория, темная, неприветливая. Самолеты словно сбавили скорость. Время потянулось медленнее. Что ждет нас впереди? Мы теперь уже не глядим на землю. Это — забота бомбардировщиков, они должны выйти точно на цель. Нам, истребителям, охраняя их, нужно смотреть за глубинами неба. Голова, как заведенный механизм, непрерывно поворачивается. Взгляд везде упирается в густую, тяжелую синеву. От пустоты, холодной, гнетущей, чужой, с каждой секундой возрастает напряжение. Противник ничем себя не выдает. Испытываешь такое ощущение, словно враг где-то затаился и только ждет удобного момента для нападения. На войне неизвестность, тишина всегда пугают. Смотрю на часы. Еще три минуты полета.