На одной романтике далеко не уедешьКниги / Рассвет над Киевом / На одной романтике далеко не уедешьСтраница 6
Мой «як» не спешит изменить положение. Вот уже один «мессершмитт», изрытая огонь, несется на меня, за ним второй, а там, вдали, пара «яков». Кто это поспешил к нам на выручку? Успеют ли? Вот «як» открыл огонь по вражескому истребителю, а он по мне. Удар! Самолет вздрогнул и, словно только сейчас до него дошло, чем все это пахнет, торопливо клевком провалился. Земля, небо, горизонт закружились каруселью. Но сознание работает четко. Я все чувствую и вижу.
Значит, пронесло. Только попал в штопор. А цело ли управление? Даю рули на вывод. Машина прекратила вращение и отвесно пошла вниз. «Як» набрал скорость и снова в моих руках. А высота? Хватит ли ее? Земля угрожающе лезет на меня. Тяну ручку. Самолет судорожно дрожит и нехотя поднимает нос. Все в порядке. Но сейчас на выводе могут сбить. Гляжу назад — никого. А что творится в небе? За какие-то полминуты совсем иная картина.
К «юнкерсам», оставляя за собой белесые струйки, метеорами мчатся «лавочкины» и «яки». Секунды — и они волна за волной начали хлестать бомбардировщиков. Массивные туши «юнкерсов» заметались по небу. Засверкал огонь. Все перемешалось. Падают бомбы, падают горящие самолеты. Вот надо мной качается белый купол парашюта, рядом с ним кометой с дымчатым хвостом кувыркается «юнкерс». Обгоняя его, чадя, отвесно к земле скользнул «мессершмитт». За ним, окутанный пламенем и дымом, пикирует «лавочкин». Кажется, горят не только самолеты, но воздух и небо.
А штурмовики, выполнив задачу, собираясь снова в пятерки, уже взяли курс домой. Мы всей шестеркой рядом. Навстречу нам важно и грозно плывет колонна наших бомбардировщиков Пе-2. Ниже их летят новые группы штурмовиков. Над этими плотными красивыми строями ударной силы 2-й воздушной армии легко парят истребители.
Внизу извилистый Днепр. Он кажется спокойным и невозмутимым. На его берегах бушует огонь, суетятся люди, движутся машины, а река свежа и сияет в лучах солнца. Только редкие рябинки плывущих лодок да искрящиеся пятнышки рвущихся снарядов говорят, что и по воде шагает война. Как я ни старался разглядеть, не перерезает ли где реку тонкая нить моста, не обнаружил. Через Днепр еще не было наведено ни одной переправы, а шли уже пятые сутки битвы за плацдармы.
К нашему строю слева приближается пара «яков». Она безмолвно пристраивается и идет вместе с нами. По номеру узнаю машину командира дивизии. Не он ли со своим ведомым пришел на помощь, когда мы с Тимоновым зависли?
Ничто не вызывает столь бурного счастья и радости, как победа в бою. В возбуждении размахивая руками и дружелюбно перебивая друг друга, летчики делились впечатлениями. В эти минуты все хорошо и мило. Мы вернулись домой. Хочется смеяться. Как хорошо смеяться! А земля? После сурового неба она каждый раз кажется новой, по-особому желанной, теплой, приветливой. А как легко дышится! Может быть, поэтому в такие моменты каждый видит в товарище только хорошее, доброе, не желая замечать сделанных в бою ошибок. Даже и ошибкам-то своим радуешься, словно они тоже пошли на пользу. Но это быстро проходит. Возбуждение остынет, и наземная жизнь пойдет своим чередом.
— Понимаете! Прицелился в упор по «мессеру», — захлебывался Сергей Лазарев, — не стреляет: после взлета позабыл включить оружие. Пока возился с тумблером, вы уже двоих сбили, а остальные — наутек. Мой тоже шарахнулся. Но я уж очень близко присосался к нему, жалко было бросать мерзавца. Ну, думаю, момент — и готово. Погнался…
— Умерил бы ты свой пыл, — перебил Лазарева Кустов. — На доступную дичь охотников много. Как ты не подумал, что из-за тебя мы все могли поплатиться…
— Зато я удачно потом завалил «лапотника».
Кто не хочет прямо, без оговорок, признать свою ошибку, тот может повторить ее. Нас возмутил ответ Лазарева. Для любого бойца и командира высшая доблесть на войне — исполнительность, дисциплина. Это душа, цемент воинского коллектива.
— Неужели ты не понимаешь, что чуть было не сорвал выполнение боевой задачи? — гневно спросил я Лазарева. — «Завалил „лапотника“!» А что самовольно вышел из строя — это тебя не тревожит?!
Сергей виновато потупился.
— Понимаю. Но уж очень не хотелось упустить. Вы сбили, а я сразу не сумел. Со стрельбой у меня неважно.
Его откровенность подкупила нас.
— Все-таки ты, Серега, ловко разнес «юнкерса», — уже примирительно заговорил Кустов.