Ох уж эти недоразумения!

Книги / Рассвет над Киевом / Ох уж эти недоразумения!

Страница 18

Игорь рассказал про свою беседу с москвичами. Он после госпиталя отдыхал в столице. Тогда ему был задан вопрос: почему многие, кто приезжает с фронта, в том числе и раненые, не имеют орденов? Значит, плохо воевали?

— Я растерялся, сразу не нашелся что ответить. К нам подходил Худяков с летчиками. Мы прекратили разговор и встали навстречу товарищам.

— Какие дашь мне машины? — спросил меня Николай Васильевич.

— Бери любые. Все прекрасно летают. Сам можешь сесть на мою «двадцатку».

— Радио работает? Вот и отлично…

Николай Васильевич заметил в руках Априданидзе газету со статьей «Поучительный бой» и сразу смолк. На лице выступили красные пятна. Чтобы не выдать своих чувств, он порывисто начал поправлять на себе порыжевший реглан. Априданидзе решил, что Худяков заинтересовался статьей, и протянул ему газету.

— Читал, — с притворным равнодушием отмахнулся Николай Васильевич и, сказав своим летчикам, чтобы они садились в самолеты, поспешно зашагал к моему «яку».

Через несколько минут загудели моторы, и самолеты скрылись из глаз.

Возвращения товарищей с боевого задания всегда ждешь с нетерпением. Сейчас же особенно медленно тянулось время. Газета, так некстати попавшаяся на глаза Худякову, испортила ему настроение. Поэтому все чувствовали себя в чем-то виноватыми и, говоря о пустяках, непрерывно поглядывали на запад, откуда должны были появиться самолеты. Априданидзе не выдержал:

— Черт меня попутал сунуться с этой газетой.

Наконец в небе, со стороны Днепра, показалась одна пара истребителей, за ней тройка. В сторонке от них неуклюже летел одиночный «як».

— Идут все, — констатировал Кустов. — Только все-таки что-то стряслось.

Одиночный «як» сел с ходу. Еще издали я узнал свою «двадцатку». У нее было разворочено правое крыло. Когда Худяков подрулил к стоянке, мы так и ахнули. Два огромных окна от снарядов зияли в крыле. Как оно не отвалилось в воздухе — чудо!

Николай Васильевич спокойно, очень уж как-то по-домашнему вылез из кабины. Я не спешил с расспросами и молча разглядывал покалеченный самолет.

— Ничего, сменят крыло, и снова полетит твой «як», — сказал Худяков, закуривая.

— Если бы я знал, что ты его так изуродуешь, не дал бы. Как это ты умудрился!

— Да понимаешь, был бой. Одного «фоккеришку» я зажал. Он вспыхнул, горел красиво… Я, видно, глядя на него, и зазевался. Вот другой «фоккер» и влепил.

С Худяковым такого еще не бывало. Может, эта невнимательность явилась результатом его плохого настроения перед вылетом? Я вспомнил прерванный разговор о награждении.

Кустов прав. Награда — общественное дело. Ордена и медали не просто личная заслуга, но и отчет отцов перед детьми и историей.

Командир полка тоже пришел посмотреть на поврежденный «як». По выходным отверстиям снарядов и пуль в самолете он определил, что противник стрелял сзади.

— Неужели Худяков, как новичок, зазевался?

— Видимо, — подтвердил я. — Только почему?

— Поня-я-тно, — с недовольством протянул Василяка и пошел к себе на КП.

Шагая с ним, я показал ему газетную статью.

— Здесь о Худякове хорошо написано. Только почему…

— Ну ясно, ясно, — перебил меня Василяка. — Это я его отставил от награждения. Помнишь случай с папиросами?

В те дни шли жаркие бои. Летчики только что возвратились из полета. Хотелось курить, но ни табака, ни папирос ни у кого не было. В это время мимо проходил с чемоданчиком полковой хозяйственник, ведавший табачным снабжением. Летчики подозвали его. Тот ответил:

— Никакого курева нет. Все уже роздал.

— Как так роздал? — удивился Худяков. — Мы же летали, а не гуляли. Почему нам не оставил?

Летчики знали, что хозяйственник не чист на руку, и, как бы шутя, предложили ему открыть чемодан, может, там что случайно и пристало к стенкам.

— Много захотели! — дерзко ответил он.

Летчики возмутились. Худяков предостерегающе поднял руку и, едва сдерживая гнев, приказал открыть чемодан.

В чемодане оказалось больше десятка пачек папирос. Николай их забрал и роздал летчикам.

— За это самоуправство я и наказа