Риск и подвигКниги / Рассвет над Киевом / Риск и подвигСтраница 6
У земли, при выходе из пикирования, настигаю фашиста. Он мечется, но уйти от «яка» не в силах. На малой высоте «фоккер» как утюг: ни скорости, ни маневра. В отчаянии фашист делает горку. На этом я ловлю его.
Поглядел вверх. К моему удивлению, второй «фоккер», оставляя след дыма, неуклюже летел прежним курсом на малой скорости, а Игорь зачем-то шел за ним необычно близко. Странно. Спешу к товарищу и запрашиваю, почему не добивает «фоккера».
Никакого ответа. Просвет между самолетом Кустова и противником опасно уменьшается. Зная порывистую и решительную натуру Игоря, думаю: «А не решил ли он в азарте таранить врага?»
— Почему молчишь? Отвечай!
В наушниках много шуму, но все же улавливаю:
— Оружие отказало. Сейчас рубану винтом!
Его слова меня испугали. Кустов шел на ненужный риск. При ударе винтом по хвосту на «як» обрушатся тяжелые металлические куски вражеского самолета, которые могут снести часть кабины вместе с головой летчика. Гитлеровец же спустится с парашютом. А находимся мы над территорией, занятой противником. У Игоря больше шансов погибнуть, чем у фашиста. Поэтому я торопливо кричу, кричу несколько раз:
— Оставь «фоккера»! Сейчас я его сниму.
Но меня забивает чей-то разговор. К тому же я понимаю, что Игорь весь поглощен расчетом тарана и вряд ли слышит меня. И потом, раз он задумал — не отступит. Таков характер.
Расстояние между истребителями так сократилось, что вот-вот произойдет столкновение. Не раздумывая, направляю нос своего истребителя между ними и стреляю из всего оружия. А сам дрожу: «А вдруг еще далеко, и трассы сгорят раньше времени?» Нет! Красные, зеленые нити заструились перед Игорем. И он круто отвернул.
Воздушный таран — оружие смелых, и, как всякое оружие, его нужно использовать в строго определенных обстоятельствах. Из пушек по воробьям не стреляют, так и таран следует применять лишь в особых случаях, когда иного средства для уничтожения врага нет, а уничтожить его обязательно нужно.
При таране у летчика очень мало шансов остаться в живых, и он должен пользоваться им лишь для спасения жизни людей или для спасения важного объекта.
У Кустова идти на такой риск не было решительно никакой необходимости.
— Понимаешь, — смущенно сказал он, — перезаряжаю, перезаряжаю — не стреляет. А «фоккер» уходит. Злость взяла. Думаю, сейчас тебя винтом по хвосту… Глупо, конечно. Что под нами немцы, я совсем позабыл…
Честно говоря, мы хорошо понимали Кустова и сочувствовали ему. Я не стал ругать его. Мне казалось, да и сейчас так кажется, что любой риск можно оправдать, даже ненужный, с плохим исходом. Оправдания нет только одному: малодушию. Что бы там ни говорилось, а риск — это проявление воли к победе. У малодушия же есть другое название — трусость.
Осеннее солнце грело спокойно и ровно. После обильных дождей побуревшая трава снова зазеленела. Осенью в такую погоду всегда тянет на солнышко.
Мы повалились на мягкую травку у капонира. К нам сейчас же подошел Варвар и устроился в ногах у Кустова. За последний месяц щенок вырос в большого черного пса. Теперь не было никаких сомнений, что это обыкновенная дворняга. Игорь потрепал собаку за уши.
— Вот предатель. К нам в столовую теперь не заманишь. К техникам на харчи перешел.
— Он у нас за сторожа, — сообщил механик моего самолета. — Нынче ночью какого-то типа на аэродроме засек.
Мы болтали и пересмеивались, и тут к нам подсел командир полка. Некоторое время выждав, он неопределенно проговорил:
— Да, таран — штука интересная.
Все посмотрели на него, а он сказал, обращаясь к Лазареву:
— У нас по таранам ты, кажется, специалист?
— А как же, — с готовностью отозвался Сергей. — Пришлось однажды. На Калининском фронте. Глупый я тогда был, совсем зеленый. Захожу это я в хвост «юнкерсу», дай, думаю, срублю. Ближе подхожу, ближе, всего десяток метров осталось. И гут стрелок как даст по мне из пулеметов. Аж небо с овчинку показалось. Бензином меня окатило, маслом, гарью! Тьфу! — Лазарей сплюнул и замолчал.
— А дальше? — спросил Кустов.
— Дальше ничего не было, — с сожалением сказал Лазарев. — Кончился мой таран. Не так это просто, как кажется.
— Да, — вздохнул Кустов, — таран — дело сложное, ему, наверное, надо учиться специально.
— Это как же? — спросил Василяка. — Ввести в летных школах обучение тарану?
— Ну и ввести. Меньше бы гибло у нас летчиков. А то каждый таран — смертельный риск.
— Чепуху ты несешь, Игорь, — с досадой сказал Тимонов. — Таран всегда будет смертельным риском, учись ему, не учись.
— А подвиг и есть смертельный риск, — сказал Тимонов.