Данники и даннические отношения на руси х-хи вв. В дореволюционной и советской историографии

Книги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Данники и даннические отношения на руси х-хи вв. В дореволюционной и советской историографии

Страница 13

Концепция дани Л. В. Черепнина нам представляется весьма спорной. Исследователь во главу угла поставил так называемое «окняжение» земли, установление верховной (государственной) собственности князя на землю. Феодальный характер дани выводится автором из этого фундаментального для него положения. Однако «окняжение» земли, верховная княжеская соб­ственность на землю — категории сомнительные. Киевская Русь, таких явлении, по нашему мнению, не знала. Заправка картриджа принтеров в воронеже выезд ecoprint-vrn.ru.

Л. В. Черепнин оперирует понятиями «процесс», «эволюция», «пре­вращение». Но за этими понятиями, как ни странно, у исследователя нет динамики, нет развития. Картина, изображаемая Л. В. Черепниным, статич­на. Есть, правда, некая иллюзия движения, создаваемая описанием внешней канвы событий, т. е. рассказом о том, где, когда, какое племя было обложе­но данью, какие перемены внесла княгиня Ольга в порядок сбора дани и т. п. Развития же именно института дани Л. В. Черепнин не показал. В са­мом деле, возложение дани на «примученное» племя, по его словам, есть в то же время установление верховной собственности победителя (киевского князя) на землю побежденных, а установление верховной собственности го­сударства в лице князя означает приобретение данью феодального характе­ра. Стало быть, у Л. В. Черепнина час возникновения дани-ренты — это час появления верховной княжеской собственности и наоборот. Отсюда ясно, что эволюция дани в феодальную ренту в работе Л. В. Черепнина не рас­крыта: дань-рента является сразу и в готовом виде. Тем не менее в новей­шей исторической литературе сложилось целое направление, представители которого развивают в своих работах те же идеи Л. В. Черепнина. К данному направлению принадлежат Я. Н. Щапов, О. М. Рапов, Ю. А. Кизилов, Б. А. Рыбаков, В. Л. Янин, Г. В. Абрамович, М. Б. Свердлов, А А. Горский, Л. В. Милов и др.

Я. Н. Щапов рассматривает дань как форму конфискации публичной властью у непосредственных производителей продуктов прибавочного тру­да. Он полагает, что «там, где феодальная собственность на землю в форме частного крупного землевладения господствующего класса не сфор­мировалась, эксплуатация крестьян осуществлялась государством в лице князя и в форме даней. В этих условиях дани были раннефеодальной фор­мой земельной централизованной ренты». Подобный строй отношений был типичным для Руси второй половины X— начала XI в. Итак, по Я. Н. Щапову, древнерусская дань являлась феодальной рентой, порожден­ной верховной (государственной) собственностью киевских князей, экс­проприировавших общинную собственность.

Изучая данничество в домонгольской Руси, О. М. Рапов пришел к вы­воду о том, что «наиболее распространенными в древней Руси средствами эксплуатации были: сбор дани, а также полюдье». При этом термин «дань» в IX-XIII вв. обозначал как земельную ренту, так и контрибуцию. Под последней О. М. Рапов разумеет дань, добывавшуюся в ходе победоносных походов Руси на соседние страны. Что касается земельной ренты, то она фигурировала в виде даней, собираемых князьями у «примученных» вос­точнославянских племен. Завоевание этих племен сопровождалось уста­новлением собственности победителей на землю побежденных. В результа­те «уже в IX-X вв. целый ряд территорий Восточной Европы превратился в собственность Киевского государства и киевских князей, ставших фактиче­ски верховными собственниками территорий, входивших в состав Киевской Руси». О. М. Рапов называет ряд признаков, позволяющих ему считать дань X в. земельной рентой: «1) верховный земельный собственник— Киевское государство (фактически — киевский князь); 2) регулярность взимания да­ни, установленная „уставами" и „уроками"; 3) наличие определенных фик­сированных площадей, с которых происходило взимание; 4) сбор ренты проводился с помощью внеэкономического принуждения, которое выража­лось в изъятии дани вооруженными отрядами княжеских дружинников».

О. М. Рапов, в отличие от своих предшественников, А. Н. Насонова например, подчеркивает: «В чью пользу взималась дань — в пользу ли са­мого верховного собственника на землю, в пользу ли феодалов, которым верховный собственник в качестве жалования за службу отдавал эту дань, или в пользу княжеских агентов-министериалов — не играет никакой роли при определении: рента это или контрибуция». Чтобы показать процесс развития феодальной ренты, историк выделяет несколько этапов в ее ста­новлении: «Вначале происходит захват дружинниками киевского князя зе­мель соседнего „княжества" (племени), которые становятся собственностью феодальной верхушки Киевского государства. После этого на побежденных накладывается дань-рента „от дыма" — плата за использование лесов, вы­гонов, рек, пахотной земли и т. д. отдельными крестьянскими хозяйствами. Во второй половине X в. ренту начинают собирать с „плуга", т. е. четко фиксируются единицы пахотной земли, за эксплуатацию которой вносится плата феодальному государству или отдельным феодалам. Таким образом, рента постепенно начинает приобретать дифференцированный характер. В качестве добавления к ренте вводятся налоги». Дань-рента многократно упоминается и в источниках XI—XIII вв.