Данники и даннические отношения на руси х-хи вв. В дореволюционной и советской историографии

Книги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Данники и даннические отношения на руси х-хи вв. В дореволюционной и советской историографии

Страница 9

Вернемся, однако, как говаривал некогда летописец, «на прежнее» и продолжим знакомство с историческими трудами, в которых затрагивался вопрос о данях.

В. В. Мавродин, анализируя различные явления истории Древней Ру­си, сформулировал ряд положений о данях и данниках. В одной из своих работ, опубликованной еще на исходе 30-х годов, он писал: «Сбор дани — „полюдье" — явление, возникающее еще в дофеодальный период, но оно уже свидетельствует о переходе к феодальным отношениям. Общинник-смерд платит дань и в этом отношении он уже подчинен, но, не говоря уж об еще свободном смерде, даже смерд-данник может в дальнейшем эволю­ционировать в холопа, челядина, закупа, изгоя, рядовича, наймита и т. д. и т. п.» В другой, более поздней работе, В. В. Мавродин отмечал, что дань «взимали с покоренных племен от „рала", от „плуга" или от „дыма" по „черне куне", „беле веверице" или „по щьлягу". Собирали в качестве дани „скору", воск и мед, „ополонялись челядью". До середины X в. дань взима­лась в произвольных размерах, и мерилом размера дани были лишь жадность и сила князей». Дань поступала не только киевскому князю, ее «уп­лачивали своим племенным князьям, вроде древлянского Мала и вятичских Ходоты с сыном, местным „светлым и великим" князьям, „иже суть под рукою" киевского князя, из числа „находников" — варягов или племенных князей, признавших киевского князя своим верховным вождем». Но кроме дани, а также вир и продаж, существовало еще и полюдье, которое В. В. Мавродин на этот раз отличает от дани. Полюдье не платит Русь внут­ренняя, коренная: Киев, Чернигов, Переяславль. Полюдье поставляет Русь внешняя, т. е. восточнославянские племена, подвластные Киеву." Время постепенно меняет характер дани и даннических отношений: при Ольге «сбор дани начинает носить правильный и систематический характер. Ус­танавливается характер и нормы дани — „уроки", создаются администра­тивно-финансовые единицы — „погосты", „места", местные организацион­ные центры, где сосредоточивается княжеская администрация . Дань пере­растает в феодальную ренту, и особенно быстро этот процесс протекает на княжеских землях. Объектом эксплуатации князя становится теперь „своя", „Русская земля", свой русский данник, свои русский люд».

О даннической эксплуатации «своих» сельских обывателей на примере новгородских смердов писал А. Г. Захаренко. Его внимание привлекли и неславянские племена, обложенные данью. А. Г. Захаренко различает дань, уплачиваемую сельским населением Новгородской земли, и аналогичные по названию платежи, собираемые среди покоренных иноязычных племен. В первом случае перед нами выражение феодальной зависимости масс нов­городского населения, «которые наиболее страдали от усиления различных форм феодальной эксплуатации, or политики „вир" и „продаж", чрезмерных обложений данью, „куцыми" и т. д.» Во втором случае мы сталкиваемся с «примучиваниями» и грабежами: «Имея „отроков" и холопов, располагая крупными денежными средствами, новгородские феодалы посылали воен­но-торговые экспедиции на северо-восток, грабя и облагая данью местное население, где это было возможно, или вступая в торговые отношения, если то или иное племя было в состоянии дать отпор грабительским шайкам „лучших" новгородских мужей».' Стремление А. Г. Захаренко определить различие между внутренней данью и внешней являлось наиболее ценным элементом его суждений о данничестве.

Любопытные высказывания о дани и полюдье принадлежат М. Д. При-селкову— выдающемуся знатоку истории летописания на Руси. Согласно М. Д. Приселкову, «Киевское государство середины X века представляло собою, во-первых, основное ядро из трех княжеств — Киевского, Черни­говского и Переяславского, называвшихся Русью, Русскою землею, и, во-вторых, подчиненные этой Руси силою меча киевского князя земли, кото­рые платили Киеву полюдье». Собираемое с подвластных Русской земле областей, полюдье шло на содержание дружины князя. Но у «примучен-ных» Киевом племен имелись свои управители, которых нужно было со­держать. Поэтому помимо полюдья, предназначенного киевскому князю и его дружинникам, населению завоеванных областей приходилось выделять средства для собственных властителей, которые М. Д. Приселков считает данью. «Что полюдье в землях, подвластных Русской земле, представлялось повинностью населения поверх обычных повинностей в пользу своей мест­ной власти, — доказывает М. Д. Приселков, — лучше всего подтверждается из тех документов, где еще живет этот термин. Там везде, как увидим, раз­личается „дань" местной власти от „полюдья" как высшей дани».М. Д. Приселков придерживался выработанного взгляда на дань и полюдье даже тогда, когда этот взгляд противоречил показаниям источников. Так, несмотря на то, что Повесть временных лет совершенно точно указывала на сбор Яном Вышатичем дани, а не полюдья, он все же говорил о собирании Яном «полюдья» в Ростово-Суздальской области. Эту очевидную несо­образность автор устранял следующим разъяснением: «Самый термин „по­людье" ко времени появления наших письменных памятников сохранился только в языке тех областей, которые это полюдье платили, и отсутствует, например, в языке киевских летописцев, которые называют эту повинность окраин или „данью Руси", или просто данью Киевскому князю».