Советские историки о смердах в киевской русиКниги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Советские историки о смердах в киевской русиСтраница 16
Б. А. Рыбаков отчетливо понимает гипотетичность своих построений. Он говорит: «Из высказанных выше гипотез и домыслов настаивать можно только на том, что институт смердов зародился на последней стадии родоп-леменного строя и был вызван к жизни дифференциацией общества в условиях военной демократии».
Второй этап истории смердов Б. А. Рыбаков датирует IX-X вв. В это время смерды — активные помощники князей в организации сбора дани, означавшего окняжение земли. Они тесно связаны с погостами, т. е опорными пунктами даннических сборов. Смерды осуществляли постройку погостов, жили в них или рядом, участвовали в сборе дани, оприходовали «повоз», берегли княжеское имущество, отправляли службу данников, гонцов, воинов-кметей, иными словами, практически выполняли распоряжения «низшего слоя княжеской администрации в этих домениальных островках-погостах». Кроме того, смерды принимали участие в организации сбора полюдья. Они, «очевидно, заполняли собой становища „большого полюдья", проходившего по землям древлян, дреговичей, кривичей и северы, и составляли гарнизон и прислугу этих острожков, большинство которых выросло впоследствии в города, упоминаемые летописью. Возможно, что в это подвижное время смерды, как княжеские люди, еще не обзавелись землей и селами». Б. А. Рыбаков и в данном случае сознает, что его соображения исходят из «логических допущений».
Третий этап истории смердов Б. А. Рыбаков относит к Х-ХШ вв. В изображении автора смерды выступают «как значительная часть полукрестьянского феодально-зависимого населения Киевской Руси. По своему месту в обществе они занимали промежуточную позицию между „людьми" крестьянской верви и низшим разрядом свободных княжеских министериа-лов. Связь смердов с обложенным данью земельным наделом (селом) и военная служба с этого надела позволяют указать как на отдаленную аналогию на простое украинское казачество XVI-XVII вв., отчасти на мельчайшую польскую шляхту того же времени и на русских однодворцев. Аналогия неточна тем, что перечисленные категории были подчинены государству, тогда как смерды Киевской Руси были больше связаны с князем, с княжеским доменом, с той ранней формой феодализма, когда государственное и лично-княжеское начала еще недостаточно дифференцировались. Смерды сыграли очень важную роль в процессе феодализации восточнославянских племен. Они не были представителями феодального начала, так как относились к верхней прослойке эксплуатируемого земледельческого населения, но своей службой князю они содействовали распространению феодализма вширь. Пройдя исторически большой путь от клиентелы времен военной демократии до полукрестьянского полуслужилого населения феодальной Руси, они оставили заметный след в юридических источниках и летописях как определенный исторический феномен, а в пору дальнейшего развития феодализма слились с крестьянством». Б. А. Рыбаков полагает, что его характеристика смердов XI-XII вв. опирается на всю сумму данных, содержащихся в письменных памятниках. Но, пользуясь лексикой самого автора, мы могли бы добавить к этому, что «логические допущения», «гипотезы», «домыслы» сыграли и на этот раз не последнюю роль.
Появление статьи Б. А. Рыбакова о смердах послужило для Г. В. Абрамовича приметой вступления проблемы смердов «в новый дискуссионный период». Вот почему он и решил «нужным высказать несколько соображений» по вопросу о смердах. Свои «соображения» Г. В. Абрамович формулирует с позиций Б. Д. Грекова. По его мнению, отсутствие термина «смерд» в ст. 3-8 Пространной Правды объясняется тем, что данные статьи «являются нормами не княжеского, а обычного права, включенными в Русскую Правду, и естественно, что сами общинники не называли себя пренебрежительно именем „смерд", которое стало употребляться по отношению к земледельцам лишь в документах, выходивших из среды феодальной знати не ранее середины XI в. Замена в таких документах термина „людин" в наименовании рядового общинника— земледельца термином „смерд" свидетельствует об окончательном разрыве пуповины, связывающей ранее эту знать с породившей ее общиной, и является как бы терминологическим оформлением классового расслоения восточнославянского общества». Г. В. Абрамович вслед, как он самобытно выражается, за «филологами-индоевропейцами» связывает существительное «смерд» с глаголом «смердеть», поскольку «земледелец, живший в курной полуземлянке или избе, одетый летом в домотканину, а зимой в овчину, пропахший дымом, потом и навозом, был для феодала и его слуг, живших в чистых хоромах, чем-то вроде пса смердящего». Вот, собственно, и все соображения автора о древнерусских смердах.