Советские историки о смердах в киевской русиКниги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Советские историки о смердах в киевской русиСтраница 9
Мысль о происхождении смердов от пленников несколько ранее была высказана Ю. А. Кизиловым. Древнерусские источники выделяют смердов, изображая их «как основную рабочую силу вотчинного землевладения князя и его окружения». В письменных памятниках «смерды выступают или в качестве определенных общностей (возможно, этнических), оплачивают их в установленные промежутки времени данями общественно полезные функции княжеской власти, или как отдельные группы населения, по разным причинам попавшие извне на территорию княжеской вотчины. Такое явление, как подчинение одних этнических общностей другим, возникло еще при племенном строе: оно получило широкое распространение в раннефеодальный период, когда война и насилие сделались неотъемлемой чертой развивающихся обществ». Еще со времен Ольги в центральных районах Руси сложилась практика своза в княжеские села для рабочих нужд пленников из покоренных земель. Доставленные в княжеское хозяйство, они «обеспечивались имуществом из княжеских запасов, земельным участком— позднейшей „пустошью", окняженной мужами князя, и получали определенную долю самостоятельности, позволявшую смердам накапливать имущество на новом месте. На то, что смерд имел право владения имуществом, указывает уже „Правда" Ярославичей, однако это владение настолько нечетко было отграничено от княжеского, что трудно установить, что составляло собственность смерда, а что находилось в его пользовании». Русская Правда, согласно Ю. А. Кизилову, показывает, что «положение смерда определялось не отношением подданного к титульному представителю „связующего единства", а зависимостью вытекающей из права собственности этого представителя на личность смерда и его имущество. С положением раба его сближал и источник происхождения — плен, но прибавочный труд смерда власти получали посредством наделения его землей, орудиями производства и долей некоторой самостоятельности, что необходимо сообщало отношениям феодальный характер».
Последний тезис Ю. А. Кизилова не безупречен, поскольку сам по себе факт наделения смерда средствами и орудиями производства, а также известной самостоятельностью не превращал пленника-раба в феодально-зависимого крестьянина, но лишь открывал возможность подобного превращения Во всяком случае, следует, видимо, вести речь не о мгновенном метаморфозе, а о достаточно длительной эволюции. На первых же порах средства производства и орудия труда, выделенные смерду, да и сам смерд являлись собственностью государства или князя (представляющего государство).
К своей прежней трактовке древнерусского смерда вернулся С. А. Покровский. Термин «люди», по С. А. Покровскому, обозначал всю массу свободного населения в Древней Руси. Но вместе с этим термином «общим обозначением всего населения было и слово „смерды"». С. А. Покровский считает что «Русская Правда под смердом, в противоположность князю и его дружинникам, разумеет непривилегированного простого свободного людина, т. е. простолюдина . Смерд Русской Правды как простолюдин, рядовой гражданин, везде выставляется Русской Правдой как свободный, неограниченный в своей правоспособности человек, он образует основную массу свободного населения Древней Руси». Поскольку смерды у С. А. Покровского воплощали «основную массу» свободного «людства», логично предположить, что в их состав входили и горожане, получившие, как и смерды, эквивалентное наименование «люди». Но далее оказывается, что Русская Правда, упоминая смерда, имеет в виду крестьянина-общинника— члена верви. Эта нечеткость в понятиях ослабляет позицию автора, делая ее уязвимой для критики.