Советские историки о смердах в киевской русиКниги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Советские историки о смердах в киевской русиСтраница 5
Попытку Е. А. Рыдзевской соединить слово «смерд» с племенным наименованием «мордва» В. В. Мавродин считал вполне правомерной. Сам В. В. Мавродин на исходе 30-х годов выступил с крупными исследованиями по истории Древней Руси, где шла речь и о смердах. Согласно автору, смерды — главное население древнерусских сел. В Киевской Руси смерды были далеко не однородной массой: «Существуют еще смерды-общинники, даже не обложенные данью, но их немного. В IX-X вв. основная масса смердов во всяком случае уже „подданные" в том смысле, что состоят „под данью", платят дань. Одновременно с этим из числа главным образом смердов пополняется контингент „челяди". В IX-XII вв. число смердов, платящих дань, все время быстро сокращается. Вначале князья раздают своим дружинникам не столько земли, сколько дани с земель, а затем уже сама земля смерда захватывается князьями, дружинниками, дарится и раздается. Сидя на земле феодала, смерд превращается в его собственность, передается по наследству, продается, дарится, как дарится и передается любая вещь и прежде всего столп частной собственности феодальной эпохи — земля. Смерд в таком случае платит уже не дань, а оброк, в какой бы примитивной форме он не взимался. Такой смерд из свободного превращается в феодально-зависимого, сохраняя свое старое название „смерд". Кроме того, такой путь превращения в зависимых смердов связан с экспроприацией и дарением земли князем, когда подобная участь постигает смердов целого района или хотя бы села и общины».
В. В. Мавродин, как убеждаемся, рисует смердов почти теми же красками, что и Б. Д. Греков. В другой своей монографии, написанной немного позже, он дает смердам более развернутую и несколько измененную характеристику. Термин «смерд» уходит «в седую даль веков», хотя впервые фиксируется в древнерусских источниках XI в. Происхождение данного термина В. В, Мавродин представлял с учетом соображений на этот счет Н. Я. Марра и Е. А. Рыдзевской. Обращаясь к положению смердов в Древней Руси, историк говорит, что он «склонен считать смердов особой категорией сельского населения. Смерды — данники князя, но не только данники. Просто данники носили название „людье", „простая чадь", „сельские люди". Смерды — это те общинники-данники, которые принадлежали князю, с которых собирали всякие „поборы" княжие дружинники, отправляясь в полюдье». В. В. Мавродин еще раз подчеркивает: «Смерд — зависимый от князя человек». Смерды олицетворяли подвластные Киеву племена, к которым во времена Константина Багрянородного ходили в полюдье киевский князь и его дружина. Вот почему термин «смерд» отложился прежде всего в топонимике «внешней Руси», т. е. в покоренных Рюриковичами землях восточных славян, тогда как в среднем Приднепровье он почти неизвестен. Позднее, когда дружина потянулась к земле и начала оседать на ней, смердов стали переводить в разряд крепостных. Смерды жили в селах, а селом «называлось в древней Руси сельское поселение, где находился княжеский или боярский двор. Смерд дарится вместе с землей. Он прикреплен к земле. Он крепостной». Смерды обязаны были нести барщину и платить оброк — дань, превратившуюся в феодальную ренту.
Итак, В. В. Мавродин, относя смердов к особой категории зависимого сельского населения, стремился в динамике рассматривать их социальный статус: сперва смерды — это княжеские данники, эксплуатируемые князем и дружиной, а потом они, переходя в частные руки землевладельцев, становились крепостными, т. е. феодально-зависимыми людьми, обязанными давать своим господам дань — феодальную ренту. Это был, по нашему убеждению, чрезвычайно интересный и перспективный взгляд на древнерусских смердов. Правда, В. В. Мавродин счел необходимым согласовать свои наблюдения с представлениями Б. Д. Грекова о смердах: «Как же понять тогда употребление в древней Руси термина „смерд" в обозначении сельского населения вообще? Как указал Б. Д. Греков, термин „смерд" означает не только определенную категорию зависимых земледельцев, но употребляется в древнерусских источниках в широком смысле слова, покрывая сельский люд вообще. Почему для названия сельского населения употребляется именно термин „смерд"? В силу того обстоятельства, что он обозначает в узком смысле слова тех крестьян, которые всей общиной, без внутренних взрывов общины, без ее разрушения, как-то незаметно превращаются из свободных общинников-данников в крепостных. При этом такое коренное изменение в их положении происходило в то время, когда все вокруг не менялось: жили они по-прежнему в своих избах, пахали землю, которую возделывали отцы и деды, так же, как и ранее на старых привычных угодьях собирали мед диких пчел в „бортях", ловили рыбу, били зверя, пасли скот. Все вокруг было по-старому, только они сами были уже не свободными общинниками-данниками, а зависимыми земледельцами. Такой общинник, теряя свою свободу, не превращался ни в изгоя, ни в закупа, ни в холопа, ни в рядовича, и изменение в его положении сочеталось с сохранением за ним старого наименования — „смерд". Потому-то термин „смерд" употребляется и в узком смысле этого слова, и тогда он означает древнерусских земледельцев, изменивших свою социальную сущность, не порывая связи с общиной, ставших крепостными, и в широком смысле — и тогда термин „смерд" обозначал сельский люд в целом, подобно тому, как в ХУШ в. „крестьянами" называли и государственных крестьян, не потерявших личной свободы, и крепостную дворню, весьма близкую к холопам древней Руси, крестьян экономических и задавленных барщиной, забитых и замученных „барских" крестьян».