Генезис феодализма на руси в советской историографии

Книги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Генезис феодализма на руси в советской историографии

Страница 31

Указав на тот факт, что «богатые землевладельцы непосредственно производительным трудом не занимались», Б. Д. Греков отсюда сделал вы­вод: значит «на них работала челядь, то есть рабы и разными путями по­павшие в зависимость крестьяне-смерды». Затем он говорит о «достаточно высокой культуре наших предков IV—VIII вв.», о знаках княжеской и бояр­ской собственности, о появлении городов в VII—VIII вв. Все это должно подтвердить тезис о классовом характере общественной организации вос­точных славян. Однако суждения насчет «достаточно высокой культуры» восточных славян слишком неопределенны, чтобы почерпнуть из них ка­кие-либо аргументы в пользу феодализма. Знаки собственности сами по себе совершенно недостаточны для вывода о феодальном статусе тех, кому они принадлежали. Города VII в. — вещь мало реальная. К тому же появ­ление городов нельзя считать бесспорным признаком классовой структуры породившего их общества. Следовательно, едва ли можно согласиться с интерпретацией Б. Д. Грекова, которую он дал археологическим источни­кам. То же самое надо сказать и относительно письменных источников. Мы не видим ничего несовместимого с родо-племенным строем в рассказах древних писателей о вождях, управлявших восточнославянскими племе­нами, о политических объединениях и союзах этих племен. Древнейшую Правду Б. Д. Греков возвел к VII-VIII вв. и определил ее как памятник фео­дального права. Основанием здесь ему послужило довольно спорное ис­толкование терминов «муж» и «челядин», содержащихся в данном памят­нике. Под первым термином он разумел феодалов, а под вторым — рабов и феодально-зависимых людей. И то и другое вызывает возражения. Чтобы восполнить недостаток сведений, относящихся к VI—VII вв., Б. Д. Греков обращается к летописным фактам X-XI вв. Упоминаемые летописцами «великие князья», «светлые бояре», «мужи», «села», «скот» легли в основу чрезвычайно рискованных заключений. «Отсюда, — читаем у Б. Д. Греко­ва, — напрашивается совершенно естественный вывод о том, что „скоты", „села" и „имения" существовали не только в период составления летописи и заключения договоров с греками, но и гораздо раньше. Итак, у нас есть основания видеть наличие первых признаков частной собственности на землю приблизительно в VI—VII вв. К этому же времени мы должны отне­сти и зарождение землевладельческой знати, то есть привилегированных землевладельцев, эксплуатировавших чужой труд». Перенесение явлений X-XI столетий в VI—VII вв. — прием, нежелательный в научном исследова­нии. К сожалению, Б. Д. Греков нередко применял его. Необходимо также отметить, что при установлении достоверности тех или иных фактов, а так­же при их истолковании Б. Д. Греков нередко исходил из своих общих взглядов на ход исторического развития Киевской Руси. В результате теоретические положения как бы опережали анализ исторических фактов, и теория превращалась в тот универсальный ларчик, из которого можно было извлечь нужные историку представления конкретного свойства. Так, говоря о генезисе феодализма в VI-VII вв. у восточных славян, Б. Д. Греков за­мечал: «Для изучения этого древнего периода истории нашей Родины тео­ретические соображения особенно важны, поскольку мы располагаем очень небольшим количеством исторических источников, характеризующих вре­мя становления феодальных отношений». В целом обращение с источни­ками у Б. Д. Грекова было несколько особое. Предваряя, например, иссле­дование истории Киевской Руси, ученый писал: «И письменные и непись­менные источники к нашим услугам. Но источник, какой бы он ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает, чего он от него хочет». Заняв такую позицию по отношению к источни­кам, исследователь, конечно, легко откроет в прошлом то, что пожелает.