Генезис феодализма на руси в советской историографииКниги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Генезис феодализма на руси в советской историографииСтраница 40
Столь же несогласованным и противоречивым по отношению к мысли о верховной княжеской собственности является и готовность Л. В. Череп-нина присоединиться к историкам, в частности к Е. Д. Романовой, которая утверждала, что «во времена создания Русской Правды черты „дофеодального уклада" на Руси были еще сильны». Для того чтобы свести концы с концами, и на этот раз надо верховную собственность воспринимать как что-то лоскутное, перемежающееся с дофеодальной собственностью. Л. В. Черепнин допускает приложимость характеристики, данной К. Марксом шотландскому клану, к древнерусской верви, в чем опять-таки нельзя не видеть противоречия той же мысли автора о верховной земельной собственности и феодальной сущности дани и полюдья.
Верховная собственность князя на территорию управляемой им волости совершенно нереальна, если учесть постоянное перемещение князей по Руси в поисках доходных столов, замечаемое на протяжении второй половины XI-XII столетий.
Трудно считать верховным собственником князя, которого вечевая община приглашает княжить. Акт призвания никак не вяжется со статусом собственника. Невозможно также сочетать идею о князе-собственнике с весьма распространенной практикой изгнания князей, по тем или иным мотивам не устраивавших местных жителей.
Нельзя примирить вывод о князе как верховном собственнике с обыча заключением "ряда" между вечем и князем, когда тот «садился» в каком-либо городе. Как правило, «ряд» возлагал на князя определенные обязательства по отношению к принявшей его волостной общине, что характеризует князя отнюдь не как собственника, а как правителя, источником власти которого является та же община.
К этому надо добавить, что стиль отношений князей с массой свободного населения не укладывается в рамки, заключенные в понятиях «господство» и «подчинение». Князья, контролируемые народным вечем, считались с рядовым населением, видя в нем мощную социально-политическую силу, активно участвовавшую в общественных делах.
Показательны, наконец, земельные купли князей и членов их семей, совершаемые с соблюдением всех формальностей, принятых на Руси при осуществлении сделок по земле. А это значит, что в правосознании людей Древней Руси князь не был верховным земельным собственником.
А. Р. Корсунский, критикуя теорию государственной верховной собственности на землю в Древней Руси, замечал: «Решение допроса затрудняется скудостью данных письменных источников об аграрных отношениях в Киевской Руси IX-XI вв. Те же положения, которые приводят в пользу своей точки зрения сторонники тезиса о верховной собственности государства на землю, не дают оснований говорить об исключительности древнерусского аграрного развития. Взгляд суверена на государство как на собственную вотчину, его раздел между сыновьями, передача отдельных территорий в кормление — явление, характерное и для стран Западной Европы, в частности для Франкского королевства, где . отсутствовала верховная собственность государства на землю. Вряд ли может служить доказательством существования таковой в Киевской Руси и практика дарений земли (вместе с обрабатывающими ее свободными общинниками) церквам. Такого рода пожалования имели место и в донорманской Англии, и во Франкской империи, хотя верховная собственность государства на землю там отсутствовала. Эти пожалования генетически связаны с наличием у глав варварских политических образований возможности распоряжаться земельными пространствами, принадлежащими всему данному народу».
Итак, с концепцией генезиса феодализма на Руси, предложенной Л. В. Черепниным, мы не можем согласиться. Однако наше несогласие, конечно, не означает отрицания ее научного значения. Не случайно она пользуется признанием среди многих новейших исследователей древнерусской истории. В русле концепции Л. В. Черепнина работают О. М. Рапов, Я. Н. Щапов, С. М. Каштанов, Ю. А. Кизилов, М. Б. Свердлов, В. Л. Янин Г. В. Абрамович, А. А. Горский, Л. В. Милов и др.